Снова молчание. Затем Марго спросила:

— Значит, это не будет опубликовано?

— Ага, вот это уже другой разговор. — При других обстоятельствах Слоун получил бы удовольствие от этого разговора, а сейчас он был бесконечно удручен. — Дело в том, что в Лиме есть радиорепортер, который раскопал всю эту историю, у него есть экземпляр соглашения, и он намерен передать об этом по радио на будущей неделе. Я думаю, это сообщение подхватят за пределами Перу. А вы как думаете? Вы еще не повесили трубку?

— Нет.

— Вы, случайно, не пожалели, что приняли такое решение по поводу Гарри Партриджа?

— Нет. — Ответ прозвучал как-то отвлеченно, словно мысли Марго были далеко. — Нет, — повторила она. — Я думала о другом.

— Миссис Ллойд-Мэйсон, — Кроуфорд Слоун произнес это самым своим язвительным тоном, каким говорил иногда в “Новостях” о чем-то уж очень мерзком, — вам никто не говорил, что вы самая бессердечная сука?

И он положил на рычаг трубку красного телефона.

Марго тоже повесила трубку. Настанет день — и скоро, решила она, когда она найдет способ разделаться с этим самовлюбленным Кроуфордом Слоуном. Но пока время еще не пришло. Сейчас было кое-что поважнее.

Известие насчет “Глобаник” и Перу серьезно потрясло ее. Но с такими вещами ей приходилось сталкиваться и в прошлом, и она довольно быстро овладевала ситуацией. Марго забралась так высоко в мире бизнеса не сразу и не без серьезных трудностей и всякий раз умудрялась оборачивать дело в свою пользу. Должна она что-то придумать и сейчас, взвешивая возможные шаги. Без сомнения, надо сообщить Тео Эллиоту, что в Перу стало известно насчет сделки с “Глобаник”… Си-би-эй никакого отношения к этому не имеет — как вообще ни одна американская телестанция или газета: просочилось это там, в Перу, что скверно.

Это крайне неприятно, скажет она Тео, и она не собирается никого осуждать, но не может не подумать о том, не сказал ли что-то лишнее Фосси Ксенос — в частности, когда был в Перу. Восторженность Фосси ведь широко известна, и он вполне мог проболтаться.

Она скажет также Тео, что перуанская пресса подняла вокруг этого дела шум, потому Отдел новостей Си-би-эй просто не мог не узнать о соглашении. Однако она, Марго, категорически приказала, чтобы Си-би-эй об этом помалкивала.

“При удаче, — думала она, — с начала будущей недели все внимание переключится на Фосси. И прекрасно!”

Во время этих размышлений Марго не обошла вниманием и Гарри Партриджа. Не следует ли его восстановить? Потом решила — нет. Партридж не такая уж важная “шишка”, так что оставим решение без изменений. А кроме того, Тео, конечно же, захочет позвонить президенту Перу в понедельник и сказать, что смутьян уволен и отозван из Перу.

Уверенная в том, что ее стратегия сработает, Марго улыбнулась, подняла трубку телефона и набрала незарегистрированный домашний номер Тео Эллиота.

Владелец и пилот “Аэролибертад” Освальдо Зилери слышал о Кроуфорде Слоуне и был почтителен с ним.

— Когда ваши друзья договаривались о чартере, мистер Слоун, я сказал, что не желаю знать, для чего им это нужно.

А сейчас я вот увидел вас и догадываюсь, в чем дело, и желаю вам успеха и им тоже.

— Спасибо, — сказал Слоун. Они с Ритой находились в скромном кабинетике Зилери возле аэропорта Лимы. — Когда вы сегодня расстались с мистером Партриджем и остальными, как там все было?

— Джунгли как джунгли — зеленые, непроходимые, бесконечные. Кроме ваших друзей — никого и ничего.

— Когда мы раньше говорили о том, что оттуда полетят дополнительные пассажиры, — сказала Зилери Рита, — мы надеялись, что их будет трое. Теперь их двое.

— Я слышал печальную весть насчет отца мистера Слоуна. — Пилот покачал головой. — В дикие времена мы живем.

— Я подумал, что теперь, когда их там осталось двое… Зилери докончил за него:

— …сможете ли вы с мисс Эбрамс слетать туда?

— Да.

— Вполне. Ведь одним из пассажиров будет мальчик, да и никакого багажа не предвидится, так что с весом проблемы не будет. Приезжайте сюда завтра до зари.., и на следующий день тоже, если снова придется лететь.

— Будем вовремя, — сказала Рита. И, повернувшись к Слоуну, добавила:

— Гарри не был уверен, что ему удастся в первый же день выйти на свидание. Так что полетим лишь на всякий случай — а вдруг самолет им нужен. Гарри считал, что скорее всего они полетят на второй день.

Не говоря ничего Кроуфу, она составила Лэсу Чиппингему факс, который ляжет к нему на стол в понедельник утром. Текст она намеренно передала не на факс заведующего Отделом новостей, а на “подкову”. Там он не останется в тайне, а будет прочитан всеми — как было прочитано письмо Чиппингема по поводу увольнения Гарри Партриджа, когда оно поступило в Энтель-Перу.

Рита адресовала свое послание:

Л. У. Чиппингему,

Заведующему Отделом новостей Си-би-эй.

Копии: на все доски для объявлений.

Рита не питала иллюзорных надежд по поводу своей записки. На доску для объявлений она не попадет. Но коллеги, сидящие за “подковой”, поймут желание Риты, чтобы текст получил широкое распространение. Кто-то размножит ее послание, оно начнет циркулировать, будет прочитано и скорее всего снова и снова размножено.

Она писала:

“Ах ты, мерзкий трусливый эгоист, сволочь! Уволив Гарри Партриджа — без всяких оснований, без предупреждения или даже объяснения, как это сделал ты, чтобы угодить своей разлюбезной приятельнице, этой женщине-айсбергу Ллойд-Мэйсон, — ты предал все, что было у нас на Си-би-эй справедливого и порядочного. Гарри выйдет из этой передряги, благоухая, как “Шанель № 5”. А от тебя уже разит, как от помойной крысы. Просто не понимаю, как я могла спать с тобой. Но теперь — все! Даже если ты будешь последним мужчиной на земле, я тебя и близко к себе не подпущу. Что же до работы с тобой — брр!

С глубокой грустью по поводу того, каким ты был, в сравнении с тем, каким ты стал.

Твоя бывшая приятельница, бывшая поклонница, бывшая любовница, бывшая выпускающая

Рита Эбрамс”.

После того, как это будет получено и переварено, подумала Рита, не только Гарри придется искать себе новую работу. Но ей было наплевать. Она чувствовала себя много лучше, наблюдая за тем, как факс уходит из Энтеля, и зная, что через несколько мгновений он будет в Нью-Йорке.

Глава 16

В Нуэва-Эсперансе было 2.10 ночи.

Последние несколько часов Джессика не раз то просыпалась, то снова погружалась в сон, и снились ей кошмары, смешанные с реальностью…

Две-три секунды назад Джессика лежала, глядя — явно не во сне — в отверстие, служившее окном и находившееся напротив ее клетки, и ей показалось, что она увидела в полумраке лицо Гарри Партриджа. Лицо исчезло так же внезапно, как и появилось. Она действительно не спала? Или ей это приснилось? А может быть, у нее галлюцинация?

Джессика потрясла головой, стараясь прочистить мозги, как вдруг лицо появилось снова и на этот раз уже не исчезло. Рука подала Джессике сигнал, которого она не поняла, но продолжала смотреть на лицо. Неужели?.. И сердце у нее подпрыгнуло от радости. Да, конечно! Это был Гарри Партридж.

Губы его что-то беззвучно произносили… Джессика напряглась, пытаясь понять, и уловила слово “охранник”. Он спрашивал: “Где охранник?”

А охранником был Висенте. Он заступил примерно час назад — видимо, сильно запоздав, — и между ним и Рамоном, дежурившим раньше, возник горячий спор… Рамон что-то в ярости ему кричал. А Висенте отвечал как бы спьяну… Джессика не вслушивалась в спор — ее, как всегда, прежде всего радовало, что Рамон уходит: уж очень он был жестокий и непредсказуемый, он требовал, чтобы узники молчали, а все другие охранники разрешали переговариваться.

Сейчас, повернув голову, Джессика увидела Висенте. Он сидел на стуле в конце клеток, и из окна его не было видно. Джессике показалось, что глаза его закрыты. Автомат стоял с ним рядом, прислоненный к стене. А с перекладины свисала керосиновая лампа, при свете которой она увидела лицо Партриджа.